Наблюдая за процессом полного физического и метафизического испарения института президентской власти и самого президента из нашей с вами суровой действительности, наверняка даже Грайр Товмасян, которому приписывают авторство злосчастной последней редакции армянской Конституции, в недоумении разводит руками. Дескать, я такого не писал, в помыслах не имел и даже не предполагал. Прямо как в классической советской комедии: «Казань брал, Астрахань брал, Шпака не брал…». Об этом пишет «Голос Армении».
МЫ И РАНЬШЕ ПИСАЛИ, ЧТО ВААГН ХАЧАТУРЯН ЧЕРЕСЧУР ПАССИВЕН в общественно-политической жизни Армении, но тогда еще выражали надежду, что, возможно, он со временем свыкнется с новой должностью и, что называется, зашевелится. Но господина президента по-прежнему ни видать, ни слыхать, ни даже вспомнить о его существовании. И если раньше из окон его резиденции хотя бы лились на ереванскую улицу сладкозвучные мелизмы фортепианных этюдов, то сейчас даже такого доказательства его пусть и отстраненного, но все же присутствия, в жизни страны нет.
Между тем, товмасяновская конституция хоть и не катехизис демократии в окончательной редакции, но едва ли она запрещает господину Хачатуряну хоть как-то, пусть косвенно, намеками, но демонстрировать, что он не пустое место, а вполне осязаемое, самостоятельное лицо, и даже имеющее свои собственные взгляды и мысли на тот или иной счет, пусть и не удостаивающиеся внимания облеченного все той же Конституцией реальной и неограниченной властью «народного варчапета». Что бы ни говорили о прежнем нашем президенте, тот хоть иногда лакомился мороженым в компании детишек или бойко жарил гамбургеры на улице, угощая ими прохожих: какая-никакая, но все же публичная активность, позволяющая народу утешаться тем, что бесправный президент республики хотя бы любит детей, как Ленин, или, на худой конец, имеет приличные кулинарные навыки.
Но этот – совершенное, если можно так выразиться, воплощение отсутствия. На границе практически ежедневно идут бои, республика наводнена предателями, в системе управления царит бардак, страна разрывается в когтях великих держав, общество в смятении, идеология в упадке… А его нет. Хоть бы в рамках аполитичной деятельности заглянул в реабилитационные центры к искалеченным солдатам, заполз бы в траншею к постовому, прошелся бы по хибаркам, где ютятся беженцы, потолковал бы с родителями военнопленных и без вести пропавших, наведался бы в больницу к спалившему себя отчаявшемуся отцу семейства…
Да просто побродил бы по улицам (не гламурным ереванским, а окраинным, разбитым) и поинтересовался бы, чем простой и обделенный государством люд живет…
Так нет же его!
И пусть не суетятся в президентской администрации, прочтя эти строки. Пусть даже не пробуют вдруг потребовать опровержений — дескать, везде наш уважаемый президент бывает, это вы не видите. Нету вашего президента нигде, ибо реакции от него на все, что творится в стране, – ноль. Никакой реакции не то, что политической, но даже обыкновенной человеческой оценки того, что происходит вокруг. Ни одной полезной государству и народу его функции днем с огнем не сыщешь… Есть лишь прогнувшаяся под сенью узурпатора аморфная субстанция, бессловесный призрак прописанной в Конституции фигуры под названием «президент».
Строчить же календарные поздравления в адрес лидера какого-нибудь Сенегала или Австралии может простейшая компьютерная программа, как и ставить автоматом подписи на кипах варчапетовских указов может любой нотариальный клерк. И потому сама на язык просится взятая с улиц незатейливая, прямо-таки плебейская, но в данном случае очень даже справедливая идея о необходимости полной конституционной ликвидации президентского института за фактической ненадобностью и абсолютной бессмысленностью его существования, с перенаправлением освободившихся государственных средств на решение более насущных проблем страны и нужд народа.
Ибо в отличие от абсолютной призрачности самого президента и аморфности его деятельности — в данном случае Ваагна Хачатуряна, бюджет на содержание и его самого, и офиса, да и на весь президентский институт абсолютно осязаем для общества и государства, на тощей шее которого он вполне себе комфортно устроился.